Космическая трилогия [сборник] - Клайв Льюис

Марку стало трудно дышать, и он посмотрел, нет ли здесь хоть какой вентиляции. Над дверью была какая-то решетка. Собственно, кроме двери и решетки вообще ничего не было. Белый пол, белый потолок, белые стены, ни стула, ничего, и яркий свет.

Что-то во всем этом подсказало ему правду; но промелькнувшая надежда сразу угасла. Какая, в сущности, разница, избавятся они от него при помощи властей или сами, как от Хинджеста? Теперь он понял, что с ним тут творилось. Конечно, все они, его враги, ловко играли на страхах и надеждах, чтобы довести его до полного холуйства, а потом убить — и если он не выдержит, и если он отслужит свое. Как же он раньше не видел? Как мог он подумать, что чего-нибудь добьется от этих людей?

Нет, какой же он дурак, какой неразвитый болван! Он сел на пол, ноги у него не стояли, словно он прошел двадцать пять миль. Почему он поехал в Бэлбери тогда, вначале? Неужели нельзя было понять из первого разговора с Уизером, что здесь — ложь на лжи, интриги, грызня, убийства, а тем, кто проиграл, пощады нет? Он вспомнил, как Феверстон произнес «от романтики не вылечишь». Да, вот почему он поймался — Уизера хвалил Феверстон. Как же он поверил ему, когда у него акулья пасть, и он такой наглый и никогда не глядит тебе в лицо? Джейн или Димбл поняли бы его сразу. На нем просто написано «подлец». Купиться могут только марионетки, вроде Кэрри и Бэзби. Но ведь сам он, Марк, до встречи с, Феверстоном не считал их марионетками. Очень ясно, сам себе не веря, он вспомнил, как льстило ему, что он стал для них своим. Еще труднее было поверить, что еще раньше, в самом начале, он глядел на них чуть не с трепетом, и пытался уловить их слова, прячась за книгой, и мечтал, всей душой мечтал, чтобы кто-нибудь из них сам подошел к нему. Потом, через несколько долгих месяцев, это случилось. Марк вспомнил, как он — чужак, стремящийся стать своим, — выпивает и слушает гадости с таким восторгом, словно его допустили в круг земных царей. Неужели этому не было начала? Неужели он всегда был болваном? И тогда, в школе, когда он перестал учиться, и чуть не умер с горя, и потерял единственного друга, пытаясь попасть в самый избранный круг? И в самом детстве, когда бил сестру за то, что у нее есть секреты с соседской девочкой?

Он не мог понять, почему не видел этого раньше. Он не знал, что такие мысли часто стучались к нему, но он не впускал их, ибо тогда пришлось бы переделать заново все, с самого начала. Сейчас запреты эти исчезли, потому что ничего нельзя было делать. Его повесят. Жизнь окончена. Паутину можно смахнуть, ведь иначе жить не придется, уже не нужно платить по счету, предъявленному истиной. Вероятно, Фрост и Уизер не предвидели, что испытания страхом смерти дадут такой результат.

Никаких нравственных соображений у Марка сейчас не было. Он не стыдился своей жизни, он сердился на нее. Он видел, как сидит в кустах, подслушивая беседы Миртл с Памелой и не разрешая себе думать о том, что ничего интересного в них нет. Он видел, как убеждает себя, что ему очень весело со школьными кумирами, когда ему хотелось погулять с Пирсоном, которого так больно было бросить. Он видел, как прилежно читает похабщину и пьет, когда тянет к лимонаду и классикам. Он вспоминал, сколько сил и времени тратил на каждый новый жаргон, как притворялся, что ему что-то интересно или известно, как отрывал от сердца почти все, к чему был действительно привязан, как унизительно уверял себя, что вообще можно общаться с теми, школьными, или с теми, в Брэктоне, или с этими, в ГНИИЛИ. Делал ли он когда-нибудь то, что любит? Хотя бы ел, пил? Ему стало себя жалко.

В обычных условиях он бы свалил на что-нибудь вину за эту пустую, нечистую жизнь и успокоился. Но сейчас ему не припомнились ни система, ни комплекс неполноценности, в котором виноваты родители, ни нынешнее время. Он никогда не жил своими взглядами, они были связаны лишь с тем внешним обличьем, которое сейчас с него сползало. Теперь он знал, о том не думая, что он и только он выбрал мусор и битые бутылки, пустые жестянки, мерзкий пустырь.

Нежданная мысль посетила его — он подумал, что Джейн будет лучше, когда он умрет. Четыре раза в его жизни пустырю угрожало вторжение извне: Миртл в детстве, Пирсон в школе, Деннистон в университете, потом — Джейн. Сестру он победил, когда стал гениальным братом, у которого такие друзья. Ее восторги и вопросы подстегивали его; но, пересадив этот цветок на пустырь, он утратил возможность мерить себя другой меркой. Пирсона и Деннистона он бросил. Теперь он знал, что собирался сделать с Джейн: она должна была стать дамой из дам, к которой вхожи только самые избранные, но и те заискивают перед ней. Что ж, ей повезло… Теперь он знал, какие родники, и ручьи, и реки радости, какие лощины и луга, и зачарованные сады были от него скрыты. Он и сам не мог проникнуть к ней и ее не мог испортить. Она ведь из таких, как Пирсон, Деннистон, Димбл, — из тех, кто умеет просто любить, ни к чему не подлаживаясь. Она не похожа на него. Хорошо, что она от него избавится.

В эту минуту он услышал, как поворачивается ключ в скважине. Все мысли исчезли; остался только ужас. Марк вскочил и прислонился к стене рядом с дверью, словно мог спрятаться от того, кто войдет.

Вошел человек в сером костюме. Он посмотрел на Марка, но стекла пенсне скрыли его взгляд. Марк его узнал. Теперь он не сомневался, что находится в Бэлбери, но не это потрясло его. Профессор Фрост стал совсем другим. Все было прежним — и бородка, и белый лоб, и четкие черты, и холодная улыбка. Но Марк не мог понять, как же он не видел того, от чего убежал бы с воплем любой ребенок, а собака, глухо рыча, забилась бы в угол. Сама смерть была не так страшна, как мысль о том, что несколько часов тому назад он, в каком-то смысле, верил этому человеку, искал его общества и даже убеждал самого себя, что с ним интересно.

ГЛАВА XII

НЕНАСТНАЯ НОЧЬ

— Здесь никого нет, — сказал Димбл.

— Только что был, — сказал Деннистон.

— Вы действительно кого-то видели? — спросил Димбл.

— Кажется, видел, — отвечал Деннистон.

— Тогда он далеко уйти не мог, — сказал Димбл.

— Может, кликнем его? — предложил Деннистон.

— Тише! — сказала Джейн, и они помолчали.

— Там просто осел гуляет, — сказал Димбл. — Вон, наверху.

Они помолчали снова.

— Что тут с этими спичками? — сказал Деннистон, глядя на истоптанную землю у костра. — Зачем бродяге их разбрасывать?

— С другой стороны, — сказал Димбл, — не мог же Мерлин принести их из пятого века!

— Что нам делать? — спросила Джейн.

— Страшно подумать, — сказал Деннистон, — что скажет Макфи…